— Хорошо, Несс. Знай же, что мы вчетвером представляем кзинов на Земле. Это Харш, это Фтансс, а тот, с желтыми кольцами — Хррот. Я, как их помощник и кзин низкого рода, не имею имени. По моему занятию меня называют Говорящий с Животными.
Луис скрипнул зубами от ярости.
— Проблема заключается в том, что мы нужны здесь.
Сложные переговоры… впрочем, вас это не касается. Было решено, что без меня здесь вполне обойдутся. Если этот твой корабль действительно окажется стоящей штукой, я присоединюсь к вам. Если же нет — докажу свою храбрость другим способом.
— Хорошо, — сказал кукольник и встал со своей подушки.
Луис не шевельнулся, только спросил:
— А как называют тебя другие кзины?
— На Языке Героев это звучит так… — кзин что-то проскрипел на очень низких нотах.
— Тогда почему ты этого не сказал? Ты хотел нас оскорбить?
— Да, — ответил Говорящий с Животными. — Я был зол на вас.
Луис привык к людскому двуличию и ждал, что кзин солжет. Тогда Луис мог бы сделать вид, что верит этому, и кзин в будущем был бы вежливее… но теперь было слишком поздно. Луис поколебался долю секунды, затем спросил:
— А чего в таком случае требует обычай?
— Мы должны помериться силами врукопашную, как только ты вызовешь меня на поединок, или же один из нас должен извиниться.
Луис встал. Он отлично понимал, что совершает самоубийство, но не менее отлично понимал, что иначе просто нельзя.
— Я вызываю тебя, — сказал он. — Клыки против зубов, когти против ногтей, поскольку для нас двоих нет места во Вселенной.
— Прошу прощения от имени моего товарища Говорящего с Животными, — сказал вдруг, не поднимая головы, кзин по имени Хррот.
— Что? — выдавил Луис.
— Именно в этом заключается моя роль, — пояснил кзин. — Быть под рукой во всех ситуациях, из которых натура кзинов видит только два выхода: сражаться или извиниться. Мы знаем, что происходит, когда мы сражаемся. Сегодня кзинов в восемь раз меньше, чем тогда, когда мы впервые столкнулись с людьми.
Наши колонии стали вашими колониями, наши невольники освободились и учатся человеческой технологии и человеческой этике. В ситуации, когда нужно извиняться или сражаться, моя роль заключается в том, чтобы извиниться.
Луис сел. Похоже, он еще поживет.
— Я бы так не сумел, — сказал он.
— Конечно, нет, раз ты осмелился вызвать кзина на поединок. Но наш Патриарх считает, что я не гожусь ни для чего другого. Я не слишком умен, слаб здоровьем, меня подводит координация движений. Как еще я мог бы заслужить себе имя?
Луис хлебнул из своего стакана, моля в душе, чтобы кто-нибудь сменил тему разговора. Вежливый кзин смущал его.
— Давайте кончим ужин, — предложил Говорящий с Животными. — Или наша миссия начинается прямо сейчас?
— Вовсе нет, — ответил Несс. — У нас еще не до конца набран экипаж. Меня известят, если мои агенты локализуют четвертого члена. А пока поедим.
Прежде чем вернуться к своему столику, кзин заметил:
— Луис Ву, твой вызов был слишком длинным. Вполне хватило бы обычного вопля ярости. Попросту верещишь и скачешь.
— Верещишь и скачешь, — повторил Луис. — Спасибо, буду знать.
Луис Ву знавал людей, которые, пользуясь трансферной кабиной, закрывали глаза, чтобы побороть головокружение. По его мнению, это была сущая чепуха, но у его друзей бывали заскоки и похлеще.
Он тщательно набрал код. Чужаки исчезли, и кто-то неподалеку воскликнул:
— Смотрите! Луис уже вернулся!
У кабины собралась целая толпа, мешая открыть дверь.
— А, чтоб вас! Что, никто не ушел домой? — Он широко раскинул руки, сгреб их. — Дайте пройти, недоумки. Я жду новых гостей.
— Чудесно! — крикнул кто-то прямо в ухо. Его крепко схватили за руку, всучили полный бокал. Луис обнял семь или восемь гостей разом и улыбнулся, радуясь приему, который ему устроили.
Луис Ву. Его, с бледно-желтой кожей, издали можно было принять за восточного человека. Богатая голубая ткань была наброшена так небрежно, что должна была мешать ему двигаться, но все же не мешала.
Вблизи все оказывалось иначе. Кожа была не бледно-желтой, а с коричневым оттенком, хотя и гладкой, как у героя комиксов. Косичка была слишком толстой и поседела тоже не естественным способом. Она была чисто белого цвета с легким оттенком синевы, словно свет белых карликов. Как и все люди, Луис Ву был окрашен в цвета искусственных красителей.
Житель равнин… Это было видно с первого взгляда. Черты его лица не были ни кавказскими, ни монголоидными, ни негроидными, хотя можно было найти следы каждой из этих рас. Это была идеальная смесь для которой требовались долгие столетия. Он поднял бокал и улыбнулся своим гостям.
Так получилось, что улыбнулся он паре серебристых глаз, которые были от него в каком-нибудь дюйме.
В общей толкотне и суматохе Тила Браун оказалась в конце концов лицом к лицу и грудью к груди с Луисом. Ее голубая кожа была покрыта сетью тоненьких серебряных ниточек, прическа пылала ярко-оранжевым огнем, а глаза отражали все окружающее, как два серебряных зеркальца. Ей было двадцать лет, и Луис уже успел с нею поговорить. То, что она говорила, было банально, полно штампов и легкого энтузиазма, но зато она была очень красива.
— Я обязательно должна спросить, — задыхаясь, сказала она. — Как тебе удалось пригласить сюда тринока?
— Только не говори, что и он еще здесь!
— О нет. Кончился воздух, и он вынужден был пойти домой.
— Неправда, — информировал ее Луис. — У него был запас на несколько недель. Если это тебя действительно интересует, то именно этот тринок был когда-то моим гостем и пленником одновременно. Его корабль со всем экипажем погиб на окраине известного космоса; мне пришлось доставить его на Марграв, чтобы создать ему привычные условия.